Музей Валенок

Кинешма — лики настоящего и прошлого

Петля Мебиус

Глава 3

...

Он был пианистом.

Нетипичной для музыканта национальности и с такой же нетипичной фамилией – Сидоров. Русоголовый, с голубыми, как небо глазами, он не достиг больших высот на музыкальном Олимпе. Став в своей влюбленной молодости лауреатом какой-то малоизвестной для широких немузыкальных масс премии, он прекратил на этом творческие поиски. Его вполне устраивало место во второстепенном оркестре, где ему даже дали крохотную квартирку на окраине города. Еще были подработки на концертах и гастроли по просторам нашей необъятной Родины. На гастроли его брали охотно, ибо был он не заносчив, приветлив и малопьющ. Последнее обстоятельство, наряду с постоянной готовностью организовать стол, сбегать за бутылкой и разнести коллег по номерам гостиниц снискало ему истинную любовь и уважение многочисленных творческих личностей. Деньги же, коих зарабатывал он не мало, он исправно приносил домой, за исключением малой толики, которую он отправлял своей матушке в далекую Кинешму.

...

Глава 4

...

Их похоронили в одной могиле. В последний путь их провожала бабушка Дэна, приехавшая из Кинешмы и несколько музыкантов – приятелей папы. С мамой не простился никто, и ни одного слова о ней на скромных поминках сказано не было.

Дэна забрала с собой бабушка. Несмотря на наличие многочисленной родни у мамы, никто из них не изъявил желания взять мальчика. Но зато с удовольствием приняли половину стоимости спешно проданной квартиры. В старинном русском городе Кинешма мало кто знал такое слово как «индиго», и Дэн просто рос сам по себе. В школе, куда его сразу же отвела сознательная бабушка, через некоторое время на него махнули рукой, разрешив свободный график посещения занятий. Он мог бы сразу сдать экзамен на аттестат, но некоторые предметы, такие, как история, в её школьной версии, литература и общественные науки просто не поддавались пониманию Дэна. И мудрые провинциальные преподаватели приняли верное решение – пусть Дэн числится в школе, переходит из класса в класс и изредка появляется, чтобы быть в поле зрения.

И Дэн так и рос в тихом городке. Друзей он себе не нашел. С бабушкой, одиноко жившей в маленьком покосившемся домике, он сразу же нашел полное душевное взаимопонимание. Она, своим природным чутьем угадавшая в нем что-то странное и возвышенное, даже привела к нему местного священника, отца Онуфрия. Тот, побыв с мальчиком минут десять, сказал после бабушке: «Не от мира сего отрок. Но добрый. В церковь его не води насильно, не надо. Захочет – сам придет. И в душу не лезь. Пусть живет, как Бог положит».

И бабушка не лезла в душу. Ранее полученные от папы Дэна деньги бабушка сохранила. Вот на них, на свою пенсию, да на вырученную от продажи городской квартиры половинку, они и жили. Скромно и тихо.

В школу Дэн иногда заходил. Учителя давно не спрашивали его по школьной программе, зная, что знания мальчика превосходят их собственные. И лишь старый ботаник, вечно ходивший в дырявой обуви и заштопанных рубашках, запирался с Дэном в своем кабинете, где они о чем-то подолгу говорили. Или молчали? По крайней мере, попытки любопытных подслушать, о чем могут говорить два «блаженных», ни к чему не привели.

В свободное время, которого у Дэна было, как вы догадываетесь, очень много, он ходил по городу и его окрестностям, жадно впитывая всё окружающее. Голоса птиц, шум машин, голоса и мысли людей. Его уже все знали, и он стал своеобразной достопримечательностью города.

Как-то, сразу после своего приезда в Кинешму, Дэн сидел на берегу протекавшей по городку речки и просто смотрел на воду. Его окружила стайка местных мальчишек во главе с рыжеголовым вожаком.

Подойдя к Дэну, вожак сбил с его головы городскую панаму и грозно спросил: «Ну, что, чужак, по морде хочешь?». Остальные мальчишки столпились вокруг, предвкушая забаву. Дэн спокойно посмотрел на обидчика. Его глаза были прозрачно-голубыми, и в них не было ни капли страха. Он просто сказал: «Ты – Петя. У тебя очень больна мама, а папа каждый день приходит пьяный. Маме надо делать операцию, но она не хочет идти в больницу. Уговори её».

Петька и остальные пацаны оцепенели. Дэн спокойно встал, поднял свою панаму и пошел сквозь расступившихся ребят. Глядя ему в спину, Петька вдруг охрипшим голосом сказал: «Кто его тронет – сам башку оторву».

Прошло несколько лет.

Дэн пользовался безграничным авторитетом в городе. Люди уже давно поняли, что спрашивать его о всякой бытовой ерунде бесполезно. Услышав такой вопрос, Дэн пожимал плечами и уходил в сторону и никогда уже больше не разговаривал с человеком, задавшим вопрос. Теперь лишь самым уважаемым в городе людям дозволялось подойти к мальчику и попросить совета, и люди уже сами оберегали Дэна как «последний патрон» - на крайний случай. И хотя в его советах редко содержались прямые ответы на жизненные проблемы, волновавшие людей, он всегда очень точно определял им направления их действий. То есть, четко намечал путь, по которому следовало идти.

Как-то вечером к Дэну зашел Петр. Даже у взрослых мужиков язык бы не повернулся назвать его Петькой. Высокий, плечистый, с упрямыми скулами и нагловатыми прищуренными глазами семнадцатилетний Петр давно стал полукриминальным лидером города. Чтобы убрать приставку «полу-» ему оставалось сделать последний шаг. И он собирался сделать этот шаг следующей ночью, убрав своего конкурента.

Тогда, после памятной встречи на берегу, Петр отвез мать в больницу, и ей сделали операцию. Но судьба безжалостна, и в прошлом году и отец и мать погибли, сгорев пьяными в бане, и Петра уже ничего не сдерживало в этой жизни. Но уважение и какое-то внутреннее расположение к Дэну осталось. Петр предчувствовал, что этот худощавый паренек с такими ясными голубыми глазами имеет прямую власть над его судьбой. Вот и сейчас он пришел, нет, не за советом, а просто почувствовать и получить поддержку.

Они сидели молча за столом - Петр, опустив глаза и лишь изредка поглядывая на Дэна; Дэн, прямо глядя на своего молчащего гостя. Потом Дэн сказал: «Поступай, как знаешь. Это твоя судьба, и ты никого не сможешь обвинить. Мы увидимся. Не скоро», встал и ушел из комнаты.

Ночью, на окраине города, была «разборка». Прозвучали выстрелы, пролилась кровь. Милиция сработала четко, и Петра «со товарищи» взяли уже на следующий день. На следствии он взял всё на себя, вел себя спокойно и уверенно, словно зная судьбу наперед. Срок он получил не малый, и, выходя под конвоем со скованными руками из зала суда, весело подмигнул сидящему в самом углу зала Дэну. Мол, не робей, парень, ты же обещал - еще увидимся….

Через несколько дней после суда бабушка Дэна получила телеграмму о болезни своей дальней родственницы и засобиралась в дорогу. Когда, купив билет на поезд, она зашла домой за своим чемоданчиком с домашними пирогами, Дэн встал перед ней: «Не уезжай!».

Не послушалась. Вечером в поезде она заступилась за молоденькую девушку, и пьяный «дембель» толкнул бабушку. Виском на угол вагонного столбика. Её хоронил весь город. Всем городом потом писали бумагу, чтобы Дэна оставили в бабушкином доме на «воспитание всего общества». Но инспекция по делам несовершеннолетних была неумолима и, заколотив дом, Дэн отправился в интернат.

...

Глава 5 Лида и Дэн

...

Дэн, дом Вашей бабушки снесен, и поскольку Вы не были там прописаны, Вам будет очень трудно получить в Кинешме жилье. Прописку в Москве Вы потеряли раньше, когда была продана квартира Ваших родителей.

Константин Николаевич Степаненко «Петля Мебиуса», 2012 г.

© Осокин Андрей 2009—2023 гг. Материалы сайта свободны для личного использования.
Согласие автора на публикацию фотографий или их фрагментов из раздела «Кинешма и окрестности» обязательно.